Оригинал взят у tareeva в 30 октября - День памяти жертв политических репрессий.
Дорогие френды! Этот день мы с вами всегда отмечаем. В нашей стране нельзя его не отмечать, потому что политзаключённых у нас было больше, чем в любой другой стране. У нас их были миллионы. Мы много говорили о незаконных репрессиях и к сказанному вроде бы нечего добавить, да и как-то не хочется вспоминать и погружаться опять в этот ужас. Но и забывать нельзя. Это исторические уроки. Говорят, история учит только тому, что она ничему не учит. Это не всегда так, бывает и иначе. Вот, например, немцы, хорошо усвоили самый страшный исторический урок в своей истории. О нас этого сказать нельзя. И в связи с днём политзаключённых я хочу поговорить не о нашем прошлом, а о настоящем и будущем. В настоящем у нас есть политзаключённые. По списку «Мемориала» их 102 человека и «Мемориал» считает, что этот список неполон. За год количество политзаключённых увеличилось более чем вдвое, так что понятно, в каком направлении мы движемся и какие у нас впереди богатые перспективы.
В последнее время то здесь, то там возникают самодеятельные памятники Сталину. Что бы это значило? А рядом с одним из этих памятников сфотографировался министр культуры РФ Мединский и это уже совершенно определённый знак. А в Орле поставили памятник Ивану Грозному. Этому царю даже в царской России памятников не ставили, хоть он и был последний Рюрикович. Первый памятник на Руси этому садисту, извращенцу и палачу своего народа поставлен во времена Путина — запомним это. Отныне эти два имени связаны. И нам объяснили, что хотя этот царь пролил много крови собственных подданных, при чем не в чем неповинных людей, но зато он укрепил государство. Вроде бы это взаимосвязано, как будто нельзя укрепить государство, не проливая кровь невинных. Зачем это все? Зачем нужно оправдывать, легитимизировать душегубство и беззаконие? Кому это может быть нужно? Это может быть нужно только тем, кто хочет, планирует идти в плане репрессий по стопам Ивана Грозного и Сталина. Кто хочет внедрить единомыслие, репрессировав инакомыслящих, а заодно и некоторых вообще немыслящих по принципу «бей своих, чтобы чужие боялись». Так что похоже, что в плане политических репрессий у нас большое будущее. Последние законы, решения и постановления делают всякое проявление протеста преступлением, нарушением закона. Как-то страшно, но мы бояться не будем.
И традиционно, в этот день, мы прочтём стихотворение Ольги Берггольц, которая прошла через ад сталинских репрессий. Она действительно любила Родину и народ, а тираны этого не прощают, любить нужно только тирана.
Нет, не из книжек наших скудных,
Подобья нищенской сумы,
Узна́ете о том, как трудно,
Как невозможно жили мы.
Как мы любили — горько, грубо.
Как обманулись мы, любя,
Как на допросах, стиснув зубы,
Мы отрекались от себя.
И в духоте безсонных камер,
Все́ дни и ночи напролёт,
Без слёз, разбитыми губами
Шептали: «Родина… Народ»…
И находили оправданья
Жестокой матери своей,
На безполезное страданье
Пославшей лучших сыновей.
…О, дни позора и печали!
О, неужели даже мы
Тоски людской не исчерпа́ли
В беззвёздных топях Колымы?
А те, что вырвались случайно, —
Осуждены ещё страшней
На малодушное молчанье,
На недоверие друзей.
И молча, только втайне плача,
Зачем-то жили мы опять, —
Затем, что не могли иначе
Ни жить, ни плакать, ни дышать.
И ежедневно, ежечасно,
Трудясь, страшилися тюрьмы,
И не было людей безстрашней
И горделивее, чем мы.
За облик призрачный, любимый,
За обманувшую навек
Пески монгольские прошли мы
И падали на финский снег.
Но наши це́пи и вериги
Она воспеть нам не дала.
И равнодушны наши книги,
И трижды лжива их хвала.
Но если, скрюченный от боли,
Вы этот стих найдёте вдруг,
Как от костра в пустынном поле
Обугленный и мёртвый круг,
Но если жгучего преданья
Дойдёт до вас холодный дым, —
Ну что ж, почтите нас молчаньем,
Как мы, встречая вас, молчим…
В последнее время то здесь, то там возникают самодеятельные памятники Сталину. Что бы это значило? А рядом с одним из этих памятников сфотографировался министр культуры РФ Мединский и это уже совершенно определённый знак. А в Орле поставили памятник Ивану Грозному. Этому царю даже в царской России памятников не ставили, хоть он и был последний Рюрикович. Первый памятник на Руси этому садисту, извращенцу и палачу своего народа поставлен во времена Путина — запомним это. Отныне эти два имени связаны. И нам объяснили, что хотя этот царь пролил много крови собственных подданных, при чем не в чем неповинных людей, но зато он укрепил государство. Вроде бы это взаимосвязано, как будто нельзя укрепить государство, не проливая кровь невинных. Зачем это все? Зачем нужно оправдывать, легитимизировать душегубство и беззаконие? Кому это может быть нужно? Это может быть нужно только тем, кто хочет, планирует идти в плане репрессий по стопам Ивана Грозного и Сталина. Кто хочет внедрить единомыслие, репрессировав инакомыслящих, а заодно и некоторых вообще немыслящих по принципу «бей своих, чтобы чужие боялись». Так что похоже, что в плане политических репрессий у нас большое будущее. Последние законы, решения и постановления делают всякое проявление протеста преступлением, нарушением закона. Как-то страшно, но мы бояться не будем.
И традиционно, в этот день, мы прочтём стихотворение Ольги Берггольц, которая прошла через ад сталинских репрессий. Она действительно любила Родину и народ, а тираны этого не прощают, любить нужно только тирана.
Нет, не из книжек наших скудных,
Подобья нищенской сумы,
Узна́ете о том, как трудно,
Как невозможно жили мы.
Как мы любили — горько, грубо.
Как обманулись мы, любя,
Как на допросах, стиснув зубы,
Мы отрекались от себя.
И в духоте безсонных камер,
Все́ дни и ночи напролёт,
Без слёз, разбитыми губами
Шептали: «Родина… Народ»…
И находили оправданья
Жестокой матери своей,
На безполезное страданье
Пославшей лучших сыновей.
…О, дни позора и печали!
О, неужели даже мы
Тоски людской не исчерпа́ли
В беззвёздных топях Колымы?
А те, что вырвались случайно, —
Осуждены ещё страшней
На малодушное молчанье,
На недоверие друзей.
И молча, только втайне плача,
Зачем-то жили мы опять, —
Затем, что не могли иначе
Ни жить, ни плакать, ни дышать.
И ежедневно, ежечасно,
Трудясь, страшилися тюрьмы,
И не было людей безстрашней
И горделивее, чем мы.
За облик призрачный, любимый,
За обманувшую навек
Пески монгольские прошли мы
И падали на финский снег.
Но наши це́пи и вериги
Она воспеть нам не дала.
И равнодушны наши книги,
И трижды лжива их хвала.
Но если, скрюченный от боли,
Вы этот стих найдёте вдруг,
Как от костра в пустынном поле
Обугленный и мёртвый круг,
Но если жгучего преданья
Дойдёт до вас холодный дым, —
Ну что ж, почтите нас молчаньем,
Как мы, встречая вас, молчим…