notabler (notabler) wrote,
notabler
notabler

Category:

О рождении моего сына

Вдогонку предыдущему http://notabler.livejournal.com/45480.html. В нем дана ссылка на историю, происшедшую в Калининградском роддоме, когда погубили здорового младенца и пытались обмануть  родителей.  Потом я встретила еще несколько постов на тему о роддомах, здравоохранении и инвалидах. Они сподвигли меня на этот, довольно рискованный, пост. Хочу написать о рождении собственного сына.
Рожала я в городе Березники, на моей исторической родине. 
Надо, наверно, вывалить предисторию. 
Почему я решила рожать одна после того, как автор “произведения”  категорически отказался принимать в этой авантюре участие, заявив, что "он мне ничего не обещал"?  Потому, что  была уверена, что это - мой последний шанс стать матерью. В молодости я напоролась на подонка, который сделал мне ребенка, а потом с глумливым смехом всем рассказывал, что я  - известная всей общаге проститутка, которая хочет навесить на него неизвестно чьего ребенка. После неизбежного аборта были осложнения, врачи сказали, что новая беременность крайне маловероятна, и действительно, в течение  7 лет я ни разу не залетала, несмотря на беззаботность в отношении контрацепции. Так что шанс действительно был последним, по крайней  мере, тогда я была в этом уверена.  Мне было 27, у меня был диплом, профессия, зарплата, так что я считала, что никаких препятствий для материнства нет. Одно только  мешало - нежелание "позорить" отца, который к тому времени был известной в городе персоной. Тогда я решила куда-нибудь уехать, там родить и потом привезти уже "готового" ребенка, чтобы родителям было бы легче врать народу, что я разведена.
Куда ехать? Отец мой был монтажником, строил химические заводы, и семья переезжала часто, я не успевала обрасти знакомыми, так что у меня было только одно место, где я имела друзей - Березники, город моего детства.

Ну что же, поехала, устроилась на работу в конструкторское бюро, никого, само собой, не извещая о своей беременности. Когда я была на шестом месяце беременности, меня послали “на картошку”. Возили нас из деревни, где мы жили,  в большой амбар «контарить» (перебирать и засыпать в мешки) картошку. С картошкой я справлялась отлично, даже в волейбол поигрывала иногда. Однако когда нас перевели в другой амбар, местных дорог с метровыми колдобинами не выдержала. Пошла, призналась в беременности, и была отправлена домой, а очень скоро — в декрет. Жила я тогда в общежитии для молодых специалисток, в одной комнате с ненормальной девушкой Галей, которая изводила меня разными способами, ее, видимо, страшила перспектива жить в одной комнате с пискуном. Так, любимым делом Гали было мыть пол в нашей комнате в 4-30 каждое утро. На мой вопрос, зачем это делать ежедневно последовал презрительный взгляд и возмущенный контр-вопрос — а у вас в доме разве не каждый день полы моют. «Нет», - сказала я, и стыда не почувствовала, что несказанно расстроило трудягу. Однако когда я вернулась из роддома, душа-комендантша переселила меня в другую комнату- одиночку, приспособив какое-то из подсобных помещений. Девчонки колхозом помогали мне купать ребенка и развлекались с ним безмерно. Но недолго, так как работодатель дал мне комнату.

Родила я тоже забавно.

На 40-й неделе беременности я решили постирать на всякий случай. В нашем общежитии в подвале была маленькая стиральная машина, с отжимным валиком. Ну, постирала я, отжала, а вода чего-то не выливается. Тогда я взяла, приподняла эту машинку (литров 40 в ней точно было) и вылила воду, не оставлять же так. Этой же ночью почувствовала какие-то странные вещи, кровь на постели, боль непонятную. Ну, думаю, наверно, началось. А в те доисторические времена беременные женщины носили широченные сарафаны, но никак не брюки. У меня же по причине чрезвычайной экономии (у меня было накоплено только 450 рублей на весь период до сдачи будущего ребенка в ясли, примерно 10 месяцев, я полагала), никакой специальной одежды не было, я подраспорола свои широкие (по тогдашней моде) брюки и носила их с длинными, переделанными из старых платьев, размахайками типа туник. Так я и отправилась в роддом. Вышли мы с приятельницей потихоньку, пешком, само собой. День был морозный и снежный (29 сентября 1976 г), солнечный, мы гуляли с удовольствием, от прогулки мои схватки прошли, но раз уж шли, так надо идти до конца. Пришла в регистратуру, боевого вида тетка спрашивает: «Чего пришла?» - «Рожать пришла». - «Такие у нас не рожают». Так я и не узнала, какие это «такие». - Какая неделя? Сороковая. «Ну, ладно, оставайся, родишь», - снизошла она. Завели меня в предродовое отделение. Пока я дожидалась сестрички, из палаты выскочила растрепанная беременная девица с диким воплем, выглядевшая как пациентка совершенно другого учреждения. Потрясло меня ее одеяние — желтовато-белая рубаха до колен, разорванная по всей длине, зашнурованная лохматой веревкой, которой хороший хозяин постеснялся бы перевязать мешок с картошкой. Недолго я удивлялась — мне немедленно выдали такую же. Делающая мне разные медицинские процедуры пожилая сестра нахваливала мое крепкое сложение — родишь, девка, без проблем, вот увидишь, не то, как эта сикилявка — показала на тщедушную беременную, третьи сутки мается. Ну что же, назвался груздем, полезай в кузов. Легла я на железную кровать, нетонкие прутья в изголовье которой были перекручены, будто спагетти в кастрюле темпраментного итальянского повара. Схватки возобновились, но перерывы были немалые, минуты по 4, потом три. Когда перерывы стали по две минуты, я заскучала и пошла погулять. В соседней ожидальне на столе лежала газета, я начала ее читать. Прихватывало уже серьезно, так что периодически я отрывалась от чтения, скрючивалась в какой-нибудь странной позе, кряхтела, стонала минутку, потом опять читала. Увидела эту картину пробежавшая санитарка, заржала: «Ну, и роженицы пошли грамотные».

Потом в палату привезли еще одну женщину. Та, которая рожала третий день, ухитрялась спать в перерывах между схватками, и вообще из нее была никакая собеседница. А новенькая была в самый раз, опытная, рожающая второго ребенка, по предположению врачей, крупного. Мы начали болтать, по очереди прерывая это стрекотание стонами разными малоизысканными позами. Время было уже ночное, у меня отошли воды, схватки становились по-настоящему суровыми. Боли были такими, что я для себя отметила, что все сведения, полученные из литературы и от свидетелей, не дают правильного представления об их интенсивности. Это на самом деле самая сильная боль, которую я испытывала в своей жизни и не очень хочется испытывать ее снова. Но мы не орали. На каком-то этапе моей беременности одна подруга, дочка врача-гинеколога на мой вопрос, обязательно ли орать, ответила так: я не кричала, мне мать сказала, чтобы не позорила ее, я и не кричала. Толку от крика нет. Ну, и я решила для себя, что орать не буду. Соседка моя тоже не кричала. Мы корчились, делали страшные рожи (пришла к нам на трепотню молоденькая практикантка-сестричка, сидела с такой напуганной физиономией и сказала нам — не думаю, что я буду рожать когда-нибудь в моей жизни.

Одновременно мы почувствовали начало потуг и позвали акушерок, которые спали сладким сном. Нам велели занять места на родовых столах, посмотрели, пояснили, как тужиться, и оставили меня одну, столпились у моей соседки, так как она была повторно рожавшая и ребенок был больше. Я же в одиночестве послушно тужилась, как научили. Пробегавшая рядом акушерка заорала на меня дурным голосом - «Кончай тужиться, дура, ребенка задавишь». Надо заметить, что ни на один момент я не прекращала контролировать время всех событий, оказалось, часы мне оставили на руке по ошибке, но я на них смотрела постоянно. И еще одно — мне постоянно было ужасно неприятно от своей раскоряченной позы, кто там говорил, что стыдливость пропадает абсолютно, врал. Я почувствовала огромное облегчение, когда мои колени накрыли простыней.

Ну, наконец подошли и ко мне. «Ну что, можно тужиться?» - спросила я. Ну, давай, снисходительно разрешила акушерка. И я задействовала свой довольно-таки могучий от многолетних занятий спортом пресс. Однажды. Через несколько секунд ребенок вылетел из меня, как пуля. И голова у него была, как пуля, заостренная. Он запищал тонюсеньким голосом, вдвое тоньше, чем рожденный десять минут раньше его товарищ. «Как он?»- спросила я. «Нормально, все в порядке», - был ответ». На этот счет у меня имеются большие сомнения. Задним числом вспоминая странности в нашем с Мишкой пребывании в роддоме, мне не кажется все таким уж нормальным. Начнем с того, что пацан моей соседки попищал пять минут от силы, и замолчал, уснул. (дети лежали в соседней с родовой палатой комнате, мы могли их слышать. Мой же сынок пищал как заведенный все три часа, которые мы провели на столах со льдом на животах.

Откуда взялась его инвалидность, что повредило его мозг, мне неизвестно по сей день. Может, среди френдов кто-то понимает что-то в этом, я была бы благодарна за любое мнение.

Молока у меня было очень мало, его прикармливали. За первый день он он потерял немного веса, и поэтому нас перевели в палату недоношенных детей — меньше 2,5 кг. Продержали в роддоме нас 15 дней, за это время он прибавил в весе 200 г. После выписки прибавка прекратилась абсолютно. Педиатр запрещала мне переходить на смеси, а молока у меня было мало, было оно синее и, судя по всему, противное. Так что когда мой сынок попробовал смесь из коробочки, то навеки отказался от моего молока.  Сказать, что было с ним трудно, нельзя, было очень трудно. Он мог в месячном возрасте не спать по 15 часов подряд, мог орать по несколько часов подряд. Не набирал вес. Не сидел в срок, не ползал, ничего не делал, зубы тоже не росли. Врачи успокаивали, что это временная задержка развития, и он догонит.

В это время в Литве произошли события, которые изменили многое. Мой бойфренд молол языком на всех углах, так что в маленьком городке пошли слухи и быстренько дошли до моего грозного папаши. Он произнес пламенную речь, обращаясь к матери, типа “блядь воспитала, теперь расхлебывай, поезжай и привези ее, нечего ей по чужим углам болтаться с ребенком”. Мать вынуждена была (без особой охоты) послушаться и приехала за мной. Я согласилась вернуться, поскольку смысла в побеге не было, а ребенка я бы потеряла в тех условиях. Ведь мне пришлось сделать поправки на его состояние и поделить мою неделимую сумму декретных денег в 450 руб. не на 8 месяцев, как я планировала, а на 12 и более. Одним словом, я тратила на жизнь не более 25 рублей в месяц. Этого хватало на смеси, картошку, чай, сахар и постное масло, чтобы эту картошку жарить. За год в городе не разу не было в продаже мяса, колбасы  и  множества других вещей, без которых, я считала, я не смогу вытянуть ребенка. Так что я вернулась. Пожила с родителями 4 года (из них 2 года они были в отъезде, на Кубе), и решила, что мне нужно жить отдельно. И я снова удрала, на ударную комсомольскую стройку в Снечкус, где через 6 лет, после общаг, барака, 10-метровой квартирки в ДГТ я получила свою первую в жизни квартиру. Началась счастливая жизнь.  

Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 41 comments